Мы снова друг друга обманули, но я сказала бы иначе. Это слово даже вертится
на кончике языка, но я такими словами не выражаюсь, уж прости меня. Хотя мне бы
следовало извиниться за десяток других вещей. Например, что это письмо
затянуто, его невозможно прочитать до конца, что мысли в нём путаны и немного
ритмичны, что в нём слишком много вымысла, что я где-то приврала, забыв
вставить такие нужные имена добрых дядюшек сценаристов и, наконец-то, за то,
что вела себя как ...
Я безумно злюсь, что пальцы не поспевают за мыслями, я пишу так медленно и теряю половину того, что проговорила вслух.
У людей есть секреты. Я уверена в том, потому что они их хранят даже от себя, заставляя эти секреты расти, множиться и перерождаться в ложь. В самую разнообразную. От банального «я тебя люблю», о котором я могу строчить тебе сутками, но мои рассуждения тебе давно не нужны, у тебя есть свои собственные. До не менее банального «я не заметила тебя», «я не разбивала тарелку», «я не ела коржи для твоего торта, что ты печешь уже восьмой час».
Хотя про «люблю» отдельно. Люди правда верят, когда твердят в исступлении, порой забывая о смысле самой фразы. А если и понимают, что врут, то думают, что делают лучше себе. Или тому человеку, которому всё это вливают в уши. Врут же не просто так. Врут, чтобы было лучше. Чтобы дышать было легче, чтобы конфеты были вкуснее, чтобы смертельные болезни проходили незаметно, ударяя тебя под ребра, заканчивая чем-то похожим на слово «хук» или «апперкот», когда ложь раскрывалась.
Я бы отправила тебе это письмо по почте, хотя бы электронной, но я не знаю даже её. Просто было бы слишком мерзко отправлять это по такому потрепанному контакту в нашу не менее потрепанную переписку, имитировавшую большую часть моей жизни. Ударение ставь так, как посчитаешь нужным. Когда голубой фон сменится на белый, то ты невольно начинаешь ждать ответа, а когда он приходит, то ты даже не уверена, что собираешься его читать, что хочешь его прочесть. Хочешь прочесть очередное послание, поставив стотысячное многоточие, влив в себя очередную дозу чего-то давно неактуального, но до сих пор нужного. С электронной почтой всё иначе, с ней можно сделать вид, что письмо не дошло, я бы легко поверила в эту сказку. Но чем больше я пишу, тем четче осознаю, что и это письмо не дойдет до адресата, ведь я уже не знаю, кому его пишу. Я не могу с полной уверенностью сказать, что пишет его девочка Саша 17 лет, которая даже не может охарактеризовать себя так, чтобы всё сразу встало на свои места. Чтобы стало легко, весело и хотелось плакать, но только от счастья.Такое ощущение, что всё это пишет какой-то сценарист с дешёвого канала, в ожидании очередной зарплаты, которую потратит в пустоту, попросту выбросит.
У людей есть секреты. Я уверена в том, потому что они их хранят даже от себя, выдумывая другие имена, жизни, выдумавывая то, чего нет. Секреты были созданы для того, чтобы всё было лучше, но приукрашивая себя в глазах других, мы случайно начали врать самим себе о своих чувствах, о том, кто мы есть. Я всегда хотела, чтобы жизнь была моя как в сказке, чтобы у меня была одна злая колдунья, которуя я победила бы, чтобы был принц, которого полюбила бы, чтобы не было треклятых яблок и гномов, но сказки на то и сказки.
Клянусь, если бы наши жизни быль чуть ярче, более тщательно прописаны, если бы нас поставили в одно шоу и пустили эту нелепицу по всем экранам мира, то я была бы влюблена в это шоу, смеялась б над каждой плоской шуткой и была бы счастлива. Но или сценарист такой еще не родился, или такое шоу уже есть, только актёров нашли получше, поэтому все тяготы сценария ложатся на наши плечи. Но мы справляемся ещё хлеще, чем воображаемые писаки. Мы настолько всё загубили на корню, что рейтинги стали смертельно низкими, их хватает ровно на продолжение следующего сезона, но кинопоиск наполнен негативными отзывами о том, что всё высосано из пальца и лучше смотреть дом-2. О, как же они правы, уж лучше дом-2, чем то, что мы крутим по голубым экранам.
Смертельно не хочу заканчивать, хочу говорить и говорить, пока воздух не выйдет из лёгких, будто бы отправляя большой воздушный поцелуй, который насквозь пропитан дешёвым табаком, моим нелюбимым парфюмом и фаршем, в котором попадаются косточки, лишая блюда всякого смысла. Семьсот слов не опишут того, что я не рассказала тебе, они не зададут все вопросы, что вертятся в моей голове, они не покажут тебе мой дрожащий почерк два года назад, когда я нервными и истеричными буквами (представь себе, такие бывают!) писала что-то такое личное на замызганном листе в клетку. Они не покажут мои размашистые каракули годичной давности, когда я писала разные гадости и сладости одновременно, они не дадут тебе понять ровным счетом ничего. Они не расскажут тебе про мою любимую поэтессу, про книгу, которую я читала, про глупые знакомства, что я завела, про песни, которые выучила и спела, горланя так громко, что соседи стучали по батареям. Восемьсот слов могли бы выразить это чуть лучше, но даже в них яркими алыми буквами читалась бы недосказанность. Я бы не рассказала в них тебе о своих непоходах к врачу. О своих бессонных ночах, когда уснуть было невозможно. Не рассказала бы о том, как пыталась найти замену всему в своей жизни, а оказалась заперта в маленькой узкой комнате с огромным окном ночью. Как плакалась кому-то о чём-то реальном, надеясь заслужить крупицы доверия, надеясь, что кто-то сможет меня полюбить и поверить в меня. Как плакала от несправедливости, когда оказывалась выброшена за борт, а никто даже не удосужился спросить: «Ах, детонька, а умеешь ли ты плавать?» Кому нужны эти глупые вопросы, ведь это мир заменяемых, которым я всё никак не могу найти замену. Девятьсот слов тоже мало о чем расскажут, потому что по сравнению с бесконечностью девятьсот можно приравнять к нулю. По сравнению с бесконечностью даже мы равны нулю. Я бы даже не начала говорить тебе о фразах, цитатах, которые въелись мне в память, да я бы и не смогла тебе рассказать. Бросила бы что-то нелепое. Абсолютно неуместное. «Любовь живёт три года», да замолчала, чувствуя себя глупой первоклассницей, над которой насмехаются из-за её громогласности. И плевать, что некоторые слова неуместны, недопустимы, использованы с ошибкой. Тут мног?е использован?. Вставляй буквы по своему усмотрению.
Тысяча слов звучит уже лучше. На тысяче слов у меня почти перехватывает дыхание и становится больно где-то в области сердца, физически больно, сказывается жуткая усталость. Тысяча слов звучит красиво и уверенно. Тысяча слов звучит так, будто бы я уверена в завтрашнем дне, в себе, знаю, что будет, не беспокоюсь ни о чем. Тысяча слов звучит так, будто бы я очень умна и хороша собой. Тысяча слов звучит строчкой из глупой песни. Тысяча слов звучит как миллиардно-триллионная часть того, что я только собираюсь рассказать.
Я безумно злюсь, что пальцы не поспевают за мыслями, я пишу так медленно и теряю половину того, что проговорила вслух.
У людей есть секреты. Я уверена в том, потому что они их хранят даже от себя, заставляя эти секреты расти, множиться и перерождаться в ложь. В самую разнообразную. От банального «я тебя люблю», о котором я могу строчить тебе сутками, но мои рассуждения тебе давно не нужны, у тебя есть свои собственные. До не менее банального «я не заметила тебя», «я не разбивала тарелку», «я не ела коржи для твоего торта, что ты печешь уже восьмой час».
Хотя про «люблю» отдельно. Люди правда верят, когда твердят в исступлении, порой забывая о смысле самой фразы. А если и понимают, что врут, то думают, что делают лучше себе. Или тому человеку, которому всё это вливают в уши. Врут же не просто так. Врут, чтобы было лучше. Чтобы дышать было легче, чтобы конфеты были вкуснее, чтобы смертельные болезни проходили незаметно, ударяя тебя под ребра, заканчивая чем-то похожим на слово «хук» или «апперкот», когда ложь раскрывалась.
Я бы отправила тебе это письмо по почте, хотя бы электронной, но я не знаю даже её. Просто было бы слишком мерзко отправлять это по такому потрепанному контакту в нашу не менее потрепанную переписку, имитировавшую большую часть моей жизни. Ударение ставь так, как посчитаешь нужным. Когда голубой фон сменится на белый, то ты невольно начинаешь ждать ответа, а когда он приходит, то ты даже не уверена, что собираешься его читать, что хочешь его прочесть. Хочешь прочесть очередное послание, поставив стотысячное многоточие, влив в себя очередную дозу чего-то давно неактуального, но до сих пор нужного. С электронной почтой всё иначе, с ней можно сделать вид, что письмо не дошло, я бы легко поверила в эту сказку. Но чем больше я пишу, тем четче осознаю, что и это письмо не дойдет до адресата, ведь я уже не знаю, кому его пишу. Я не могу с полной уверенностью сказать, что пишет его девочка Саша 17 лет, которая даже не может охарактеризовать себя так, чтобы всё сразу встало на свои места. Чтобы стало легко, весело и хотелось плакать, но только от счастья.Такое ощущение, что всё это пишет какой-то сценарист с дешёвого канала, в ожидании очередной зарплаты, которую потратит в пустоту, попросту выбросит.
У людей есть секреты. Я уверена в том, потому что они их хранят даже от себя, выдумывая другие имена, жизни, выдумавывая то, чего нет. Секреты были созданы для того, чтобы всё было лучше, но приукрашивая себя в глазах других, мы случайно начали врать самим себе о своих чувствах, о том, кто мы есть. Я всегда хотела, чтобы жизнь была моя как в сказке, чтобы у меня была одна злая колдунья, которуя я победила бы, чтобы был принц, которого полюбила бы, чтобы не было треклятых яблок и гномов, но сказки на то и сказки.
Клянусь, если бы наши жизни быль чуть ярче, более тщательно прописаны, если бы нас поставили в одно шоу и пустили эту нелепицу по всем экранам мира, то я была бы влюблена в это шоу, смеялась б над каждой плоской шуткой и была бы счастлива. Но или сценарист такой еще не родился, или такое шоу уже есть, только актёров нашли получше, поэтому все тяготы сценария ложатся на наши плечи. Но мы справляемся ещё хлеще, чем воображаемые писаки. Мы настолько всё загубили на корню, что рейтинги стали смертельно низкими, их хватает ровно на продолжение следующего сезона, но кинопоиск наполнен негативными отзывами о том, что всё высосано из пальца и лучше смотреть дом-2. О, как же они правы, уж лучше дом-2, чем то, что мы крутим по голубым экранам.
Смертельно не хочу заканчивать, хочу говорить и говорить, пока воздух не выйдет из лёгких, будто бы отправляя большой воздушный поцелуй, который насквозь пропитан дешёвым табаком, моим нелюбимым парфюмом и фаршем, в котором попадаются косточки, лишая блюда всякого смысла. Семьсот слов не опишут того, что я не рассказала тебе, они не зададут все вопросы, что вертятся в моей голове, они не покажут тебе мой дрожащий почерк два года назад, когда я нервными и истеричными буквами (представь себе, такие бывают!) писала что-то такое личное на замызганном листе в клетку. Они не покажут мои размашистые каракули годичной давности, когда я писала разные гадости и сладости одновременно, они не дадут тебе понять ровным счетом ничего. Они не расскажут тебе про мою любимую поэтессу, про книгу, которую я читала, про глупые знакомства, что я завела, про песни, которые выучила и спела, горланя так громко, что соседи стучали по батареям. Восемьсот слов могли бы выразить это чуть лучше, но даже в них яркими алыми буквами читалась бы недосказанность. Я бы не рассказала в них тебе о своих непоходах к врачу. О своих бессонных ночах, когда уснуть было невозможно. Не рассказала бы о том, как пыталась найти замену всему в своей жизни, а оказалась заперта в маленькой узкой комнате с огромным окном ночью. Как плакалась кому-то о чём-то реальном, надеясь заслужить крупицы доверия, надеясь, что кто-то сможет меня полюбить и поверить в меня. Как плакала от несправедливости, когда оказывалась выброшена за борт, а никто даже не удосужился спросить: «Ах, детонька, а умеешь ли ты плавать?» Кому нужны эти глупые вопросы, ведь это мир заменяемых, которым я всё никак не могу найти замену. Девятьсот слов тоже мало о чем расскажут, потому что по сравнению с бесконечностью девятьсот можно приравнять к нулю. По сравнению с бесконечностью даже мы равны нулю. Я бы даже не начала говорить тебе о фразах, цитатах, которые въелись мне в память, да я бы и не смогла тебе рассказать. Бросила бы что-то нелепое. Абсолютно неуместное. «Любовь живёт три года», да замолчала, чувствуя себя глупой первоклассницей, над которой насмехаются из-за её громогласности. И плевать, что некоторые слова неуместны, недопустимы, использованы с ошибкой. Тут мног?е использован?. Вставляй буквы по своему усмотрению.
Тысяча слов звучит уже лучше. На тысяче слов у меня почти перехватывает дыхание и становится больно где-то в области сердца, физически больно, сказывается жуткая усталость. Тысяча слов звучит красиво и уверенно. Тысяча слов звучит так, будто бы я уверена в завтрашнем дне, в себе, знаю, что будет, не беспокоюсь ни о чем. Тысяча слов звучит так, будто бы я очень умна и хороша собой. Тысяча слов звучит строчкой из глупой песни. Тысяча слов звучит как миллиардно-триллионная часть того, что я только собираюсь рассказать.
